Сознание и самосознание как данность и как проблема
Посткласическая рациональность и проблема открытого общества
На общем фоне бытования старых и новых форм обезличивание, искривление социума и гримас культуры проблема создания и воспроизведения приемлемого и прогрессивного относительно индивида социокультурной среды, а в идеале - и такого, что стимулирует его творческий потенциал, - это вопрос вопросов. Такая среда должна отвечать нескольким требованиям, прежде всего, быть достаточно сложно-структурированной системой (чтобы быть устойчивой) и одновременно строиться на инвариантных, общепринятых и прозрачных принципах, которые давали бы возможность возводить по-современному рациональный, крепко морально фондований дом собственного бытия.
Многомерная историческая палитра XX века со всей остротой поставила проблему людиномірності и бытийной укорененности интеллекта, вопрос о распространении на планете (и не только в тоталитарных режимах, а повсеместно) циничного, истерического ума, направленного не на объяснение и утверждение бытия человека в мире, окружающей среды, межчеловеческих отношений, индивидуальной судьбы и т.п.), а на разработку и обеспечение наиболее эффективных средств, за практически полной не укорененности относительно определяющих сущностных основ, целей.
С одной стороны, имеем мировоззренчески значимое возрастание роли науки, информатизации, технізацію мира, а с другой - острую потребность локализовать опасность гіперактивізму и технократизму. Сам интеллект оказывается при этом внутренне противоречивым: как технико - операционное образования, "калькулятор" он часто приводит к разрушению и внешней, и внутренней природы человека. В то же время дом человеческого бытия не может быть другим, как обустроенным на определенных рациональных началах. Следовательно, на протяжении всего XX века осуществлялись многовекторные поиски бытийной укорененности интеллекта, исходя из неоднозначности человеческой природы, и с экзистенциальной напряженности существования, и осознание статуса внутреннего мира человека, многоуровневой человеческой психики как отдельного вида бытия в целом, сознания и самосознания - в частности. А отсюда и постоянные поиски различных аспектов именно такой бытийной укорененности интеллекта, на уровне индивидуальной психической жизни и коллективного разума человечества, как сил самого универсума, опирающихся на прочные общепринятые моральные принципы, вследствие чего появляется надежда на ответственность, а следовательно, и возможность выживания индивида, народа, человечества в целом.
Итак, во всей своей масштабности возникает острое противоречие между призрачной надеждой на безболезненный и бесконечный прогресс (как основной интенции классического рационализма) и одновременно необходимостью такой надежды в наше время всеобщей нестабильности, а также между недостаточным развитием производительных сил в большинстве стран мира, ограниченными ресурсами планеты и абсолютной необходимостью реализации каждым индивидуальных жизненных шансов, без чего теряется смысл общественной жизни вообще.
На этом фоне однозначное оптимистично-прогресистське видение человека и перспектив ее дальнейшего бытия не может оставаться неизменным и требует значительной коррекции в соответствии с более реалистичных подходов. Эти подходы вытекают из опыта социальной практики XX века, во многом, повторим, горького и трагического, и должны опираться - чтобы избежать новых мифологем и идеологизированных утопий - на фундаментальные открытия в области человековедения, что имели место в прошлом веке.
А именно - речь идет прежде всего о такой фундаментальный вывод теоретического и практического плана, как то, что граница между человеком и животным проходит не снаружи, а внутри самого человека. Человеческая природа (и души, и тела) не только действительно существует, но и занимает в совокупной жизнедеятельности значительно больше места, чем это представлялось ранее, и определяет целый спектр разнообразных процессов цивилизации и культуры.
Через это в человеческом мире познания взаимодействует со сферой ценностей, рациональное с иррациональным, сфера действительного - со сферой желаемого, причем желаемое может мотивироваться чрезвычайно урізноманітненими, иногда, казалось бы, абсурдными факторами. Так, в человеческом мире противоречиво взаимодействуют факторы ума и эмоций, совести и голого расчета, эгоизма и альтруизма, жесткого детерминизма и влечения к произвол, различного рода архетипы коллективного бессознательного, символической сферы.
Гораздо большее значение, чем это представлялось в XIX веке, в мире человеческой культуры имеют стереотипы поведения, которые детерминированы разнонаправленными аспектами духовной жизни, склонностью к нарциссизму, а то и некрофилии, насилия и разрушения, а не только біофілії, жизнеутверждения, установку на созидание и продуцирования.
В конце концов, для адекватного понимания места антропокультурних факторов миро-отношение большое методологическое значение имеет осознание принципиального несовершенства человека, трансцендентности человеческого естества, постоянного стремления человека к самообновлению, с одной стороны, а с другой - осознание бесполезности попыток радикального улучшения человеческой природы, тех или иных ее параметров.
В таком общем контексте произошла радикальная смысловая и содержательно-парадигмальная переориентация в осмыслении проблемы сознания и самосознания. Прежде всего это произошло благодаря усилиям представителей таких направлений философской мысли, как философская антропология, феноменология, экзистенциализм, психоанализ, герменевтика, коммуникативная философия. Вопрос о само-очевидность и достоверность, что открывались в опыте рефлексии, приобретают нового, неклассического звучания. Речь идет не о извлечения из элитарной, абсолютного сознания универсальных, общезначимых истин, истин - руководства к действию для масс (в этом была суть идеологии просвещения, классически-просветительского проекта миро-устройства). Речь идет, наоборот, о прояснения сознания, которая является заброшенной в мир обыденности и, следовательно, испытывает на себе постоянное давление. Следовательно, внутренняя достоверность, достоверность сознания, ее истины выступают как стержневые образования этого сознания и человеческой субъективности вообще, с перспективным выходом на интерсубъективные измерения человеческого бытия, которые в целом обеспечивают их целостность, прочность, интегрированность, способность противостоять внешней манипуляции и оставаться человеку самим собой в условиях любого давления и жизненной не обустроенности. Рефлексия при этом мыслится как способ видения особого рода внутреннего бытия. Она открывает человеку его самого как объект, испытывает постоянное воздействие внешнего мира и который заброшен в ситуацию постоянных жизненных испытаний.
Характерным является то, что сама структура внутреннего мира человека, человеческой психики начала разбираться в таком контексте по-другому. Были выделены как фундаментальные по своей роли в целостном жизненном процессе рядом с "чистым" сознанием такие компоненты душевного мира человека, как бессознательное и подсознательное, что, сублимируясь, оказывают немалое влияние на всю мотивационную сферу поведения человека. Вопрос о бессознательном было поставлено в истории мысли давно, начиная еще с Платона. Однако современное видение этой проблемы начал 3. Фрейд, по которым психика человека является трехуровневым образованием, состоит из сознательного, бессознательного и передсвідомого. Бессознательное охватывает ту часть психического, которая вытеснена из системы перед сознание-сознание. Оно состоит из поездов к наслаждению и смерти, которые являются основой всех эмоций и переживаний. Эти влечения образуют "Оно" (id) личности и постоянно пытаются проникнуть к "Я" (ego) и "сверх-Я" (cynep-ego), которые осуществляют цензурную функцию, стараясь вытеснять элементы бессознательного из сознания. На перекрестке непримиримого конфликта между нереализованными влечениями и требованиями социальных норм и реализуется, по Фрейду, каждая личность.
Что же касается подсознательного, то здесь следует выделить определяющую его признак в том, что это психологические процессы, которые происходят вне сферы актуального сознания, но которые существенно влияют на сознательные цели субъекта. Подсознательное охватывает ту часть бессознательного, которая образует субъективно-психологический контекст протекания процессов сознания, охватывая те элементы знаний, переживаний, воспоминаний, восприятия, которые ассоциативно связаны с сознательной деятельностью субъекта и обеспечивают ее эффективность.
Весомый вклад в определение новых принципов понимания сознания и самосознания сделали феноменология и экзистенциализм. В частности это касается важных понятий феноменологической редукции и жизненного мира. Первое из них означает, что путем рефлексивной работы схватываются не просто взаємопереходи предметных форм актов сознания, а сам процесс восприятия как процесс формирования определенного спектра значений. При этом схватывается именно смысл или система значений (что для феноменолога является тождественным) предмета, схватывается так, как он видится согласно свойств определенной направленности сознания. Что же касается жизненного мира, то он и выступает тем постоянным и наиболее эффективным коррелятом сознания, благодаря которому мы и можем получить адекватную картину смысловой структуры сознания. Итак, как видим, здесь мы тоже имеем своеобразный вариант определения структуры сознания, заброшенной в мир повседневности и стверджуваної под углом зрения реализации ее глубинного смыслового поля.
Другой вариант рассмотрения данного вопроса предложил экзистенциализм, где на первый план вышло понятие существования. Его становление как одного из определяющих в духовной палитре XX века стало результатом непрерывного ряда фундаментальных потрясений, которые сопровождали человечество на протяжении всего столетия, и это привело, не могло не привести к резкому определение откровенного и многопланового дефицита гуманности в самом фундаменте научно-технической цивилизации - в отношениях между людьми. Существование при этом рассматривается в его простой фактичности, следовательно экзистенциальным есть то, что относится к существованию, ссылается на него. В отличие от ситуации повседневности, здесь мы имеем дело с бытием сущего, которое открыто для откровенности бытия, в котором человек всегда находится в ситуации заботы о чем-то. Как считают представители экзистенциализма, существование принадлежит прежде всего и полностью к сфере человеческого бытия, а не того, что существует само по себе, или того, что человеку нужно, нужно делать. М. Хайдеггер, один из столпов экзистенциализма, интерпретировал существования как бытия в мире (Dasein), которое, выступая как трансцендентное, потустороннее по обезличенного мира повседневности (Man), есть выходом человека в глубинных основ своего существования, то есть до бытия, взятого в его настоящем, истинном значении. Такой выход осуществляется человеком, связи с собой феноменологический гайдеггерівським описанием и анализом, через осознание (точнее - постижение) конкретным индивидом своей закинутості в мир и конечности и, следовательно, метафизического страха перед этим, и, соответственно, прохождения через пограничные ситуации, фундаментальные екзистенціали страдания, заботы, решимости, проекта, надежд, совести и т. п.
Итак, все XX столетие отмечено непрерывными поисками тех смысложизненных ориентиров, которые давали бы возможность выстраивать такой дом собственного бытия, принципиально обеспечил бы самореализацию каждого. Говоря более широко, относительно темы сознания и самосознания говорится о том, что вся вереница классического прочтения ее параметров (прежде всего просвещения и патернализма, элитарного по своей сути видение достоверности сознания, монологізму, веры в самоосуществления мирового разума, невнимания к реальной сознании обывателя, заброшенной в поток сущего, оптимистично-розового видение обустройства бытия и т.д.) стала откровенно нереалистичным, оторванной от тех реальных процессов, которые происходят с каждым субъектом действия, переживания и общения, стала проблематичной. К тому же, драматические коллизии человеческой жизни, которые сопровождали мировую историю на протяжении всего прошлого века, не могли не сказаться наиболее радикально на социальном (и физическом, и психическом) самопочуванні десятков, сотен миллионов людей и не привести к резкой дегуманизации человеческих отношений, нарастание непродуктивных ориентаций речовизму, вымогательства, агрессивности, зависти, уныния, раздражения, самовлюбленности и т.п. и, соответственно, к затуханию производительных ориентаций взаимоуважения и взаимопомощи, не потребительского отношения к другому и окружающей среды, а также такой существенной черты, как уравновешенность, основанной на уверенности в завтрашнем дне, которые в целом стимулировали бы творческое, жизненно утверждающий потенциал каждого.
На таком общем фоне происходит становление неклассической рациональности. Почему опять рациональности? Так же разум, который исторически выполнял по отношению к целостной человеческой жизнедеятельности свою двойную функцию: и как основы самоутверждения человека, центрального средства прогресса цивилизации и культуры, и, в силу постоянных исторических катаклизмов, как проклятие человека (ведь все решения человек принимает взвешенно и продуманно), все равно, пусть и в радикально трансформированном виде, остается оплотом надежд человечества. Ибо только через постоянное вычисление вариантов решений и поиск оптимальных, человеко мерных и результативных из них человек может надеяться на свое дальнейшее продвижение и существование.
Вместе с тем в XX веке возникла потребность в рациональности именно некласичній, соответствующей реалиям сегодняшнего дня и более адекватной действительной человеческой природе. Эта неклассическая рациональность, если говорить в целом, отмечается плюрализмом, альтернативностью, децентрализацией, діалогічністю, отсутствием однозначного логоцентризму, екосвідомістю, тяготением к нормам морали и чувств, которые бы выходили за пределы только утилитарного расчета. Новая рациональность нацеливает на такие ориентиры миропонимания, как реалистичность, критичность и самокритичность, ориентированность на придуманные традиции, на творческое самовыражение и настоящее, несводимое к ролевой, общения и т.д.
Утверждение указанных ценностей неклассической рациональности связано со становлением и закреплением определенного типа общественного устройства, социокультурной среды, которое принято называть в литературе открытым обществом. Речь идет о создание, закрепление и развитие такого типа демократии (но только демократии и ни в коем случае не авторитаризма или тем более тоталитаризма), который характеризовался бы плюрализмом в экономике, политике, культуре, развитыми структурами гражданского общества и правового государства.
В философско-антропологическом плане данная проблема предстает как проблема совмещения возможностей непрерывного личностной инициативы и рационально обустроенной "дома бытия", когда общественная стратификация и унормованість остаются устойчивыми и надежными, допуская при этом необходимые трансформации (основанные на стремлениях и идеях индивидов и отдельных групп людей), открывая возможности для перспектив развития. Речь идет о том, что пути преодоления нынешнего кризиса индивидуальной и коллективной идентичности и создания предпосылок дальнейшего прогресса пролегают на пересечении становления и утверждения разветвленной системы полноценных структур развитой, представительной демократии, гражданского общества и многоукладной, социально ориентированной экономики, то есть такого социокультурного механизма, который фиксировал бы современное прочтение фундаментальных ценностей и норм, развиваясь на соответствующих настоящему гуманистических принципах неклассической рациональности, существенным признаком которых является внимательное, уважительное отношение к личности и ее запросов, личности, взятой во всей многомерности и неоднозначности ее человеческого естества. При этом следует особо подчеркнуть, что общественно, на разных уровнях государственных и внегосударственных институтов, созданы возможности реализации каждым собственного проекта бытия, своих жизненных шансов относятся к одному из важнейших критериев общественного прогресса.