Экзистенциальный и есенційний подходы к истолкования человека и мира
От монизма к плюрализму сущностных Свойств. О пользе разумного гносеологического ограничения
Поиск одной - единственной першосутності человека в очередной раз обернулся утопизмом через ту же причину, что о ней мы упоминали в первой части данной лекции, когда характеризовали волюнтаристську оппозицию по sapiens'ного видение человека. Если такая оппозиция оказывается по схеме "клин - клином", когда определенный разно вид "одного - единственного" пытаются потеснить прочим, она совсем не порятовує от того, чтобы это другое сужать, редуцировать до определенных его проявлений, пренебрегая другими.
Присмотримся, действительно, до неосознаваемых (или неприводимых до сознания) факторов человеческой жизни. Здесь и влияние среды - от ландшафта, флоры, фауны, климата и социальных отношений и всего, связанного с ними. Здесь и влияние культурных, этнонациональных традиций, и расовые факторы, и языковую среду. Здесь, наконец, разнообразие подсознательных влечений, инстинктов и многое другое. Можно ли свести хотя бы все перечисленное к такой "першосутності", как бессознательное? Можно, но это будет очень схематично. Если же бессознательное сведем к одному из его проявлений, станет еще более схематично. Худшее же, если кто-то воспримет такое двойное возведение сущностно-разнообразном до однородного как "последнее слово" в поисковые сущности (да еще и "практические выводы" начнет делать).
Такой схематизм увидел в марксистских представлениях о человеке французский философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр. На его взгляд, этим представлениям не хватало по крайней мере одного: их надо было дополнить представлениями о бессознательном, присущими психоаналізові. Не сделав этого, мы обрекаем себя смотреть на человека сквозь призму социологических абстракций. (Да и то не с полным их перечнем: ведь есть у К. Юнга, к примеру, такая абстракция, как "коллективное бессознательное".) Жертвой очерченной абстрактности становятся наши представления о "первосущностью" человека, но в не меньшей степени также и видение конкретной, "вот этой" личности. Какой-то там П. Валери или Г. Флобер, если кого-то из них пытаются теоретически постичь в такой способ, - просто "испаряется". Примеров подобного схематизму множество. Схематическим есть, к примеру, возведение характеристик "человека вообще" к измерениям взрослого, вследствие чего пренебрегают миро-отношением ребенка. Схематизмом является отождествление человека с особью мужского пола (на это обстоятельство обратила внимание Симона де Бовуар). Схематизмом оказалась и попытка найти прообраз человеческой першосутності в свойствах пролетариев. Для этого пришлось, в конце концов, постулировать некую "вечную сущность социалистических рабочих" - не реальной существа, которая меняется вместе с миром, а такой себе "платонической идеи", чего-то изначального, всеобщего и совершенно истинного. На реальные события человеческой жизни смотрят в этом случае сквозь поучительные мифы. Мифологизируя конкретные жизненные реалии, марксизм допускает того, что в самой сердцевине его философии существует такое себе "не заполнено место конкретной антропологии", - констатирует Сартр в "Критике диалектического разума". Добавим, что подобное совершается каждый раз, когда, ища сущность, а следовательно выходя для этого на определенный уровень абстракции, мы забываем о те пределы, среди которых такая абстракция остается истинной. Нарушать те границы гораздо легче, чем восстанавливать.
Автору этих строк очень памятные со студенческих лет ритуальные "істматівські" (от слов "исторический материализм") анафемы в отношении многих разновидностей "не чисто социального" видение человека. В пылу социологического редукционизма тогда, как правило, "сокрушительно опровергались" фрейдизм и неофрейдизм (в то время, как Томас Манн еще в 1936 г. почтил 3. Фрейда как "гіпершопрохідця будущего гуманизма", что его отношения с силами ада" станут гораздо расчетливее). Такой же была судьба "географического детерминизма" (к счастью, наш мудрый преподаватель Кость Ткаченко постоянно напоминал, что последний, как и многие другие людинознавчих "- измов", содержит рациональное зерно).
Конечно, в полемічнім азарте сегодня много кто готов преодолевать социологическое истолкование сущности человека по схеме "клин-клином". (Например, в публицистическом эссе Петра Вайля "Другая Америка" читаем: "География - важнейшая наука о человеке. Это становится еще очевиднее мере отступления истории в ее государственно-идеологической подобии. Определяющее, выясняется - кто где привык жить, на какой траве сидеть, под какими деревьями. Маркса побеждает не так Форд, как Бокль. Географические аргументы отрывают Абхазию от Грузии, режут на кусочки Боснию, не дают России повторять умные шаги
Чечни. А еще больше трещат любые историко-политические аналогии, когда пересечешь Атлантику и экватор"6.) Однако, если использовать вместо принципа редукции принцип доповнювальності, каждый из подобных подходов к изучению человека является весьма полезным.
В частности, уже упоминавшийся нами в первой лекции Александр Кульчицкий разработал философско-антропологическую характерологію украинского человека, удачно сочетая геопсихічні, расово-психические, соціопсихічні и культуро-психические факторы, особенно под углом зрения глубинной психологии. В загальнолюдинознавчому же отношении он считает эвристически продуктивной мнению психолога Тиль о наличии в человеческой психике трех слоев. Первый - "соматопсихічний" (органические ощущения, что с ними связано "биотонус", жизненная энергия). Второй слой - "тимопсихічний" - чувства и старания. Третий - "пойопсихічний" - мышление и сознательная воля.
Каждый из упомянутых психических слоев подвергается воздействию географической среды. На соматопсихічний слой органических ощущений (на самочувствие, проявления жизнерадостного или подавленного настроения) весьма ощутимо влияет "климат": теплый и влажный климат ослабляет биотонус, жизненную энергию, ветреный климат раздражает нервную систему, количество солнечного освещения сказывается на настроению. В "тимопсихічному" слое посредством процессов устранения проявляется влияние "краєвидового мотива" географической среды и динамических процессов природы. (К примеру, степное среда с ее равнинным рельефом и переломным характером переходов от одних природных явлений в других склоняет к непостоянству и контрастности чувственного жизнь.) Самый высокий - "пойопсихічний" - слой воли и мышления особенно подвержен воздействию природных признаков географической среды. К примеру, північноукраїнське лесное окружающей среды суцільністю своих данностей требует от человека активной світосприймальної настановленості. Геопсихічне же среда лесостепной высокой полосы, как поле проявления преимущественно благоприятных для человека сил, не творит активной настановленості в мироощущении, не способствует устойчивости и постоянства настроения, что негативно влияет на отношение к органическому развитию, к целостности и индивидуальности. Если подобные геопсихічні факторы переплетаются с соответствующими историческими, соціопсихічними и культуроморфними факторами, - такое переплетение может выливаться в весьма своеобразный тип характера.
Подытоживая все, сказанное в этой лекции о попытках философского определения "першосутності" человека, позволим себе замечание, что их судьба очень напоминает известный еврейский анекдот о том, как ребе выражал согласие с двумя совершенно противоположными точками зрения на одну и ту же событие, а удивление мальчика, который был при этом присутствовать ("как могли быть правы сторонники альтернативных взглядов?"), Ребе успокоил: "Дело в том, мальчик, что ты также имеешь права".
Контроверзы "есенційного" истолкование человека побудили к пересмотру самого принципа такого истолкования.
В наиболее полной мере этот просмотр заявлено в Сартровім разновидности экзистенциализма. Упрекая своих предшественников, что, даже отрицая понятие Бога, они оставляли нетронутой убежденность в том, что сущность человека предшествует его историческому существованию, Ж.-П. Сартр предлагает отказаться от споров по поводу "першосутності". Данное предложение наснажена важной антропологической идеей: даже самый вероятный доказательство наличия Бога не порятовує человека от себя самой, ведь человек - то существо, обречен на свободу (и ответственность). Человек является только тем, что она из себя делает. Она создает собственную облик, а вне этой подобием нет никакой "сущности". Обоснованию принципиальной философско-антропологической тезиса о существовании человека, которое предшествует его сущности, посвящен труд Сартра "Экзистенциализм - это гуманизм".
Но возможно ли в таком случае согласие между людьми? Положительный ответ на этот вопрос связана с признанием коммуникативности человека. Что не человек - то другой проект ее существования, однако ни один из таких проектов не является мне чужим, он имеет универсальную значимость. Его может понять и воспроизвести каждое человеческое существо. "В этом бессмысленные мы можем говорить о всеобщность человека, которая, однако, не является заранее данной, но постоянно создается. Выбирая себя, я витворюю всеобщее. Я витворюю его, понимая проект любого другого человека, хоть бы к какой эпохе она принадлежала".
Впоследствии современный французский философ Жан-Люк Нанси предложит еще более радикальное преодоление "есенціалізму" в истолковании человека. В отличие от Сартра, для которого существование является "первым" по сущности, он предлагает признать, что оно - ни "первых", ни "вторых", существованию ничто не предшествует и не идет вслед за ним, абсолютное существование, оно тождественно свободе.
Означает ли это, что коллизия между "есенційним" и "экзистенциальным" подходами к изучению человека повлекла за собой не только утверждение второго, но и попытку его сторонников устранить "сущностное" видение человека как такое, что окончательно себя скомпрометировавшее? Думаем, нет.
Речь идет только об изменении статуса "сущностного" видение человека. В середине 70-х годов минувших суток Отто Больнов, рассматривая методологические принципы философской антропологии, очень метко сказал, что "мы должны осуществить определенный поворот в постановке вопроса" относительно человеческой сущности (и "именно в этом повороте заключается суть философской антропологии"). Методологическую же предпосылку переворота Больнов вияскравив более чем за два десятилетия до того в труде "Философия экзистенциализма" (1943). Своеобразие ситуации в том, что когда экзистенциализм отстаивает приоритет существования перед сущностью, он фактически ставит существование на место сущности ("осутнює" его). Однако, предостерегает немецкий философ, соотношения существования и сущности ни в коем случае нельзя брать в разрезе схемы "внутреннее-внешнее". Особенность существования в том, что оно находится "по ту сторону" всех содержательных данных.
Так вот почему мы можем в поиске человеческой сущности делать то, о чем говорилось в конце предыдущей лекции: отталкиваться от, казалось бы, единичного явления (например в случае с датским предвестником экзистенциализма Сереном К'єркегором - от страха, что на него классические искатели сущности вообще не обращали внимание), но то единичное оказывается сущностным. Сущностным могут быть и страдания (особенно - умение стерпеть его), радость, отвращение, любовное чувство или противоположное ему подобное. Каждая из таких человеческих "екзистенціалій" способна "усутнитися".
Другими словами, мы размышляем о человеке или о ее сущности, очень важным является, по мнению А. Больнова, удержаться на уровне принципа, сформулированного Г. Плеснером как "принцип открытого вопроса" - оно открыто для новых внезапных и незавбачуваних ответов.
Похожие наставление присущи современным научным представлениям о мире. Воплощением их критичности для классического есенціалізму стало название книги американского мисленника Ричарда Рорти "Философия и Зеркало Природы". По его мнению, традиционная философия стала пленницей своеобразной метафоры относительно ума как огромного зеркала, содержащего различные репрезентации мира, одни из которых точны, а другие - нет. Человеческое познание движется к все более точных репрезентаций, поскольку каждый из нас имеет "Зеркальную Сущность", которая заключается в открытии сущностей Вселенной вокруг нас.
Современное естествознание отказывается от идеала научного познания как непрерывного линейного восхождения к некоторой недостижимой, но потенциально существующей абсолютной истины. Там, где на роль истинной могла претендовать лишь одна теория, которая вроде бы имела привилегированный доступ к субстантивної основы мира, - появляется множество теорий и соответствующих им дискурсивных практик. К примеру, космофізичне світоосягнення осуществляется сегодня "грибницей" новейших наук о сложности: не равновесная термодинамика, синергетика, квантовая теория поля, комп'ютерсайєнс, когнитивные науки, хаосологія, нелинейная динамика, теория диссипативных систем, теория катастроф, теория особенностей и бифуркаций, теории фракталов, качественная теория равновесных фазовых пере ходов и т.д. Согласно их данным о физические процессы, породившие 15 миллиардов лет назад наша Вселенная, антропне (человеческое) бытие возникло и эволюционирует в нем спонтанно и лишь на протяжении нескольких миллионов лет - как неустойчивая целостность физических, биологических, психических, социокультурных, духовных измерений.
Случайно возникшее на крошечной планете солнечной системы наше бытие является лишь одной из многих ветвей, на которые разветвляется современный физико - космический процесс. Следовательно, его будущее не является гарантированным.
Отталкиваясь от приведенных космофизических представлений, авторы книги "Современный научный дискурс: обновление методологической культуры" справедливо считают, что философская антропология должна выработать взгляд на человека как не только многомерную целостность, которая эволюционирует, но и как целостность, открытую Вселенной, истории, творческой активности самого человека. Антропология должна беспокоиться о экзистенциальную судьбу человеческого бытия как эволюционирующей тотальности, о предотвращении угроз самозбереженню антропосферы (порождаемых неудержимой научно-технологической активности человека), о разработке эффективных стратегий защиты антропосферы от любых посягательств со стороны других видов бытия. Особым аспектом этой заботы являются взаимоотношения человеческого бытия, с одной стороны, с бытием животных, а с другой - с бытием электронных роботов и компьютерных планетарных сетей, которые постепенно інтелектуалізуються. Для реализации намеченного задания следует, по нашему мнению, не противопоставлять, "выбраковывать" и т.д., а разумно соотносить любые сущностные проявления человеческого.
Помните приведенную в первой лекции Шелерову совет антропологові быть готовым к удивлению? Этой рассудительной нотой, видимо, целесообразно завершить нашу лекцию. Преимущество такой рассудительности - в том, что она побуждает критически и в то же время вдумчиво, "по-хозяйски" относиться к тому счету, который человечество имеет в виде философских представлений о сущности человека. Не отвергать безоговорочно ни одного из этих представлений, но не абсолютизировать их, памятуя мудрую поговорку Федора Достоевского: "широкий человек. Слишком широкая". Любая же "односутність" ее обязательно сузит.
Хотя ради справедливости отметим, что в реальной практике человеческого общежития то сужение бывает неизбежным: мы не можем, например, считать человека подсудимой, не считая ее притямною, а следовательно, умной; как не можем без этого разрешить ей участвовать в выборах и т.д. "Полісутність" - это своего рода высшая математика, но то не означает, будто отменяется арифметика...