Раздел 8

 

СТРУКТУРНО-ЕКСТРАЛІНГВІСТИЧНА ПОДОПЛЕКА ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ

§ 21. Созидание фразеологизмов на базе пословиц и поговорок

 

Обоснование фразеологічної деривации находим прежде всего в трудах А. Потебни ("сгущение мысли"), Б. Ларина ("обломки пословиц"), В. Архангельского, который, основываясь на работах И. Бодуэна де Куртенэ и Есть. Поливанова о "экономию языковой работы", всесторонне осветил эллиптические процессы в устойчивых фразах. Определенный вклад в решение названной проблемы внесли В. Гаврись, М. Демский, Л. Скрипник и др. Понятие "фразеологічна деривация" понимают неоднозначно. Л. Ройзензон предлагает четко различать лексическую деривацію и фразеологізацію (процесс образования ФЛ). Словообразование - явление строгой модельованості, а фразеологізація двойная за природой. Она выступает, по мнению самаркандского ученого, и как явление модельоване (фразеологические серии), и как деривационный акт не моделируемого типа (Л. Ройзензон). И. Чернышова широко понимает названный срок, подводя под деривацію образования слов от устойчивых сочетаний нефразеологічного типа и от ФО [325: 137-189]. О. Кунин фразеологічну деривацію, наоборот, понимает как образование ФЛ от ФЛ путем отделения фразем, входящих в сложных фразем или к ФО со структурой предложения [136: 20]. Термин "фразеологічна деривация" мы считаем самым корректным, поскольку он соотносится с термином "лексическая деривация".

Осібною является концепция деривации фразеолога Г. Удовиченко. В ее основу были положены внутренние связи компонентов, разработанные в свое время В. Архангельским (детерминация, взаимная детерминация, індетермінація), и понятие образующей фразеотворчої основы (постоянной образующей основы). Автор различает прогрессивную и регрессивную фразеологические деривации. Прогрессивная - это процесс интегрального сращения лексически полнозначных слов, которые отражали самое существенное, самое существенное во всех сферах человеческой деятельности; сочетание лексически полнозначных слов с разрядами служебных; процесс сигніфікації лексически полнозначных слов, вследствие чего зневиразнювалася или совсем терялась мотивированность лексическими значениями семантической структуры фразеологизмов, частичная или полная нейтрализация синтагматичних и парадигматичних форм выражения грамматических значений. Образующей основой (образующей базой) для ФЛ выступают:

1) поширювальні компоненты (они подчеркнуты. - Авт.): держать под сукном, на ладан дышать;

2) топоономастичні названия: идти на Голгофу.

3) все взаимно детерминированные элементы: соломенная вдова, свежая копейка [289: 23].

Эти и другие примеры - засучить рукава, десятом заказать, в собственном соку, в ноги, ну и ну, пришей кобыле хвост и др. - говорят, что в авторском толковании прогрессивная деривация фактически накладывается на то, что обычно понимают как фразеологізацію. Процесс регрессивной деривации проявляется прежде всего в фразеологізації пословиц и поговорок путем експліцитної актуализации, как правило, первой части поговорок и пословиц и опускания второй части: про вовка помовка - про вовка помовка, а вовк у хату, рада бы душа в рай - рада бы душа в рай, да грехи не пускают. Сюда же, по мнению автора, относятся и высказывания типа гав ловить - ворон ловить и гляделки продавать, точить лясы - точить лясы с баляндрасами, хоть сядь и плач), ни бе ни ме (ни кукуріку) [289: 23-24].

Под фразеологічною деривацією мы далее будем понимать процесс образования производных ФО на базе уже имеющихся идиом или паремий вследствие лингвистических или экстралингвистических факторов через модификацию в семантике, грамматическом оформлении (нерегулярно) и структуре (регулярно) [301: 138]. Она является следствием динамических процессов и составляет часть более широкого явления - фразеологізації, становления национальной идиоматики. Как дельный, мы выделяем авторову мнение о "поширювальні компоненты" и "топоономастичні названия": фразеотворчі потенции слов далеко не одинаковы. Однако некоторые частичные моменты требуют уточнения. Форма ворон ловить и гляделки продавать действительно фиксируется некоторыми источниками[310, №10926; 309: 436]. Однако она встречается все же значительно реже, чем форма ворон (гавы) ловить. Последнюю как двухкомпонентную соединение употребляли Д. Белоус, В. Кучер, Марко Вовчок, Панас Мирный, М. Коцюбинский, М. Кропивницкий, Остап Вишня и др. - практически все писатели; см. еще словари[254; 260; 317; 262; 18; 305]. "Словарь украинского языка" П. Белецкого-Носенко (рукопись заключен в 30-40-е гг. XIX ст.) как отдельные ФЛ подает гавы ловить и витришки мне "ничего не делать, никати". Эта форма органично вписывается в модель двухкомпонентных соединений с тождественным значением: мух ловить, ворон ловить, ловить грачей... ворон ловить (гаву поймать). Очевидно, соединение ворон ловить и гляделки продавать стоит рассматривать как контаміновану форму двух отдельных ФЛ - ворон ловить и гляделки продавать. Именно как отдельные их подают и академические фразеологические словари [317; 262]. Фразема хоть сядь и плач относится к числу многочисленных образований с допустовим союзом хотя: хоть отбавляй, хоть волков гоняй, хоть воду с лица пей, хоть до раны прикладывай и др., которые могут быть отслойкой сложных предложений или образованными по модели " + глагол в форме повелительного наклонения". Выражение ни бе ни ме устоялся как языковая формула симметричного строения (без компонента кукуріку) ([310, 18, 317]; ср. еще ни а ни бе). Л. Скрипник предполагает, что сначала фразема ни бе ни ме возникла в школьной среде, потом начала связываться с блеянием или меканьем животных, а потом к ней добавился еще один звукоподражательный элемент и стало ни бе ни ме ни кукуріку [246: 171]. А это деривация, а наращивание или по крайней мере контаминация, если учитывать варианты ни бе ни кукуріку (Г. Стельмах), ани дзень ни кукуріку [309: 386]. Фразеологічну деривацію иллюстрируют (с определенными оговорками) такие фраземи, исторически (діахронічно) вторичные части, "обломки" широких устоявшихся выражений, как: мягко стелить - мягко стелет, да твердо спать; наугад свеклы наугад свеклы, чтобы дали капусты; хата с краю - моя хата с краю, я ничего не знаю; за двумя зайцами, за двумя зайцами гонять, забить двух зайцев за двумя зайцами погонится, ни одного не поймаешь (не убьешь); молоко на губах (у кого), еще материно молоко на губах молоко не обсохло (у кого), губы в молоке (у кого), с молоком на губах (кто), материно молоко на губах (у кого); еще молоко не обсохло круг губ (Панас Мирный)и т.д. - еще материно молоко на губах не обсохло. Генетически соотносятся ФЛ ложка дегтя ("Усталость всех усыпила. Ночью ложка дегтя могла проскочить незаметно", Г. Терновский: "Не надо ложки дегтя, которая испортит впечатление от спектакля", Н. Зинец) и матерня фразеотвірна паремия ложка дегтя в бочке меда. Такие эллиптические (усеченные, обособленные, редуцированные) части - преимущественно начальные - фиксируются толковыми (фразеологічними) словарями как отдельные ФО, они применяемые в различных жанрах художественной литературы, публицистики, в устной речи, некоторые из них имеют параллели в других языках [301: 138].

Фраземи-дериваты кристаллизуются мимо многочисленных речевых вариантов, когда деривация сталкивается с другими структурно-семантическими явлениями. Например, кодифицированные образования как утопающий за соломинку, хвататься за соломинку, ср. англ. catch at a straw "хвататься за соломинку" из пословицы a drowning man catches at a straw "утопающий и за соломинку хватается" [136: 21], хвататься (схватиться) за соломинку, рус. хвататься (заработаешь) за соломинку [198]; бел. схапіцца за саломінку (за саломіну) [188], см. еще спасительная соломинка, по сути, составляют семантическую конденсацию паремии - основы, сопровождаются структурными видоизменениями, расширяют компонентный состав и т.д. Например: "Теперь же я підкис, выискивая спасительную соломинку..." (Г. Стельмах); "Юра, не колеблясь, соглашается, хватается за последнюю соломинку спасения" (Ф. Малицкий) [317: 920]; "это Была последняя одинокая потеха Левенгавнта, стебель соломы, которой он ухватился.., держась за вутлу соломинку" (В. Козлов).

Динамику деривационного фразеотворення свидетельствуют и речевые "обломки" розы и виноград, красивое и полезное, сравн.: "Заметки между монологами о красивое и полезное", красивое с полезным, два крыла, счастья два крыла, два крыла и... безкрилля, розы и виноград (из газет 80-х годов), которые сопоставляются с известной "живой" образующей формуле - крылатым выражению М. Рыльского: У счастья человеческого два равных есть крылья: розы и виноград, красивое и полезное.

Деривация, таким образом, - не простое, линейное обособления (выделения, изъятия) части паремии, крылатого выражения, широкой фраземи. Она сопровождается структурно-семантическими проявлениями "апробации", образно-смысловой "игрой мышц", испытывается на стойкость.

Недостаточное внимание к генетическому аспекту приводит к тому, что обычно преувеличивается роль фразеологічної деривации - меньшие по объему ФЛ зачастую квалифицируются как производные, а всевозможные шире устоявшиеся фразы, содержащие однозвучное с дериватемами части, - как образующие. Например, в нашей выборке, сделанной на основе достаточно полного фольклорного сборника [309] с реестром более 15 тыс. выражений, зафиксированы сотни паремий с параллельно употребляемыми самостоятельно фраземами: на один копыл черт всю шляхту покроев; на Новый год добавилось дня на заячий скок; весна днем красна, а на хлеб постная; слушай, слушай, и на ус мотай, а под старость - как находка; гром такой, что хоть туры гони, так не услышат: хоть кума, но чертом смотрит; глупому хоть кол на голове теши, а он все знает; вольном воля, пьяному рай; он совсем - таки стеклянного Бога держится: хватит ряст топтать - на тот свет за служанку зовут; с "ел, как за себя кинул: идет на ярмарку гляделки покупать: богатому идти в суд - трын-трава. а бедному - с плеч голова: изба - покрышка: что заговориш, то в доме должно пропасть и др. Означает ли это, что выделенные части вичленовуються из широких устойчивых контекстов? При установлении происхождения фразем из пословиц стоит обращать внимание на внутренний смысл пословиц в сопоставлении со значением устойчивого сочетания, так и на ареал их распространения. Без учета этих моментов "есть риск искажения семантической динамики фразеологизма" [178: 93].

Настораживает, в частности, утверждение о вычленения деривата с паремий с широкой вариантностью: старость не радость старость не радость, горб не корысть; ...а смерть не свадьба; ...а вмирать нехочется. Естественнее при этом предположить возможность наращивания на устоявшуюся основу, на дальнейшее развитие уже существующего образа. Наращивание, справедливо отмечает Л. Скрипник, может быть своеобразным "уточнением" или "отрицанием" высказанного предварительно [246: 140]. Обязательно ли соединения ранняя птица (птица), ранний птах выводить из фразеологических паремий типа ранняя пташка пшеничку клюет, а поздняя глазки дерет? Ведь обороты ранняя птица (птица), ранний птах т.п свободно коррелируют с другими ад'єктивно-субстантивними фраземами этого же типа. И это не только заложено в паремии, семантика которой основывается на противопоставлении образов (ранняя пташка - поздняя птичка - "внутренний смысл пословицы"), но и вписывается в разветвленную серию одноструктурних ФЛ с концептом - "орнітонімом": обстрелянная птица, перелетная птица (птичка), перелетная птица, важная (важная) птица (птичка, птицы). Их ареал не ограничивается украинском языке (и это дополнительный аргумент их первичности): рус. обстрелянная птица, ранняя птичка, перелетная птица; бел. ранняя птушка, стрэляная птушко; пол. ranny ptakranny praszek "о человеке, который любит очень рано вставать".

Как тенденцию следует признать тезис: чем больше вариантов, тем вероятнее, что перед нами или просто разновидности "твірного" выражения (паремии), более поздние наращивание (введение идиомы к паремии), вызванные необходимостью экспликации уже несколько затемненной внутренней формы, или развертывание, умотивовування образной основы, а то и юмористическое народнорозмовне дополнения - время с локальными или ситуативными элементами, например, как в Г. Номиса: ловись (берись, имайся), рыбка, большая и маленькая (малая и великая)... бери, чорте, Дениса и Емелю; оттака ловись - ...хоть мелкая, но свежая; ...ловись, которая влезла; ноги на плечи - а ну ноги на плечи!, ...да и чухрай!, ...и навдьори; а нуте ноги!., и не лускайте! [310, № 1650, 7857, 1777, 4408,4409].

Крайним проявлением деривации является сокращения (свертывания) выражения одного слова, что согласуется с высказыванием О. Потебни о "сгущении мысли". Вспомним и позицию. Срезневского: всяческие выражения "пригодны для образования слов": заноситься - заноситься вверх, молоть - молоть языком, крутихвіст - крутить хвостом, живодерни цены (Г. Стельмах) - шкуру драть (с кого).

Время к регрессивной деривации относят и ФО точить лясы якобы от точить лясы с баляндрасами. Однако она скорее автономная, подобная по структуре к дволексемних ФЛ с тождественной семантикой: подпускать лясы "говорить"; рус. точит лясы "болтать" [313, II: 552], диал. новг., пек., тверь., ряз., тамб., иркут. лясы веять, влажн., влад, лясы разводит, ряз. лясы распускать [253, XVII: 284-285], урал. лясы строчит, томск. лясалки точит, горьк. лясы строить [100: 20]. Предполагают, что слово лясы связано с хлопать "болтать" [87, III: 343]. Добавим, что подобные образования генетически происходят от образующей основы ляс-; см. еще: ляскуха "ветреница, болтунья, цокотуха" [207: 130], ляскуха "пустомеля, которая громко говорит" [22: 217]; рос. лмясник "говорун" [253, XVII: 283]; они только языком шлепают [254, II: 393]; ляский, хлопаний, ляско, ляскотіти, ляскотливий, ляскучий и др. - все это однозвучное слова с основой ляс- [260]. Выражение точить лясы этимологи считают "несомненно древним" [165: 64], то есть не дериватом с ФО точить лясы с баляндрасами.

Лексема баляндраси тоже формирует "речевые" фраземи, как: баляндраси точить, баляндраси править, баляндраси твердить [235,1: 30], рус. точит балендрасы [206: 335]. Так же, как основа ляс-, общеславянское основа бал (bal-) представляет понятие "говорить, болтать, шуметь": балабун, балабони, балабонити, балаболка, балабон "болтун", балагур, балагурить, болтать, балаки "разговоры", баляка "бессмысленный разговор", говори "говорун, говорун, болтун"; фраземи балабони бить "говорить глупости", баляки подпускать "обманывать, дурачить" [87,1: 122-124], болтовню разводить, баллы разводить [260, И: 96]; рус. балабонить языком, баланду переть, творит баланды [252, И: 13-15] и др. Компонент точить также связан с номинацией процесса говорения и формирует много двухкомпонентных фразеосполук (глагол + существительное): "А тем временем разговор продолжается и продолжается" (Марко Вовчок), балы точить, лжи точить, побасенки точить, болтовня точить, точить разговор [260], гуц. точить бредни, точить бандите "плести чушь" [255: 238, 140]; рус. точит балы (лясы, балясы, балендрасы, пешки) [206: 334-335]. Устоявшееся уже выражение точить лясы с баляндрасами можно было бы рассматривать как контаміновану соединение двух фразем (точить лясы + точить баляндраси). Интересно, что эту склонность к сочетание мы видим также в фиксации Б. Гринченко в "Словаре": точить баляндраси, болтовня, лясы "болтать ерунду" [254, IV: 277].Таким образом, возможность сокращения (деривация) основывается на способности говорящих соотносить еліптовану часть с ее шире образующей основой. В таком случае структурно более сложная языковая единица передает в наследство дериватам семантику, мотивирование, стилистическую окраску. При сокращении вторичные образования становятся более абстрактными, что дает возможность включать их до широкого круга контекстов.

Противоположным к деривации является процесс наращивания, в результате которого образуются структурно шире паремии. Иногда, например, считают, что фразема стреляный (старшие) воробей выделился из паремии старого воробья на мякине не обманешь [310, № 5790]. Однако здесь же, в сборнике М. Номиса, содержащиеся и варианты этой пословицы: старого воробья на м'якинах (на м'якині) не обманешь, старого воробья на мякине не поймаешь. Кроме того, двухкомпонентные прикметниково-именные соединения на определение "опытная, закаленная жизнью, бывала, выносливая человек, которого трудно перехитрить, обмануть" широко употребляются в славянских и неславянских языках: укр. стреляный воробей, обстрелянный воробей, старый воробей, стреляная птица, стреляный птица, стреляная ворона; рус. стреляный воробей, старый воробей, стрелянная птица; бел. стары верабей, стрэляны верабей; пол. stary врубель; чэс. paleny ptacek, досл, "жженая птичка"; итал. passero veccio, досл, "старый воробей", англ. old bird, досл, "старая птица". К этому можно добавить и другие метафоризированы одноструктурні "непташині" высказывания: старый волк, старая лиса, старый собака.