Многомерность человеческого бытия и сущности человека
Противоречивость представлений о сущности человека в эпоху постмодерна. Идея "потери субъективности" (М. Фуко, Ж Деррида, Ж. Делез). Антропоморфність постмодерна (П. Козловский)
Определение постмодернистского образа человека связано со многими сложностями. Во-первых, любые попытки рассмотреть исторические типы человеческого всегда были своеобразными попытками (осмысленными, а иногда и скрытыми) оценить современность. Это не только затрудняет определение понятия постмодерна, но и дает возможность кое-где отождествлять постмодерн и современное. Кроме того, среди теоретиков культуры продолжаются дискуссии: можно ли вообще рассматривать постмодерн как осмысление тех процессов, что происходят в культуре современного? Или, возможно, постмодерн является только реакцией на кризис современного мировосприятия? Но в любом случае ощутимые социокультурные изменения позволяют говорить по крайней мере о не модерность мира. Поиск новых художественных форм, социальных практик, научных и философских теорий свидетельствует, в частности, о епістемологічне разграничения со мировоззренческими принципами, которые были характерны во времена модерна. Безусловно, подобное разграничение не было однообразным; это, собственно, падало возможность известному культурологу П. Козловскому определить в рамках постмодерна отдельные этапы. В частности, поздний модерн или трансавангард, то есть своеобразную эстетику передмайбутнього, когда преимущества нового требуют от модерна преодоления самого себя. Кроме того, своеобразным проявлением постмодерна является анархизм, который воплотил себя не только на уровне общественной жизни, искусства, литературы, но и, например, в методологии науки.
Вышесказанное восприятия постмодерна вызвало стремление синтезировать бесспорные достижения модерна и освободить их от утопических наслоений (в частности в П. Козловского это приобрело формы постмодернистского неарістотелівського есенціалізму). Именно поэтому мы можем отчасти рассматривать постмодернистский образ человека как своеобразный тип самооценки современного человека, но самооценки, которая основывается в значительной степени на противопоставлении ценностям и стереотипам эпохи модерна; в то же время, постмодерн является определенным проектом будущего, проектом, не лишенным утопизма, борьба с которым всегда сущностно-отличала постмодерн.
Что же именно современные исследователи определяют как особенность постмодернистского мировоззрения? Ведь трудно не согласиться: если постмодерн является не только художественным и философско-критическим стилем, то он воплощает в себе особый образ мира и образ человека с характерным для нее мироощущением. Собственно, теоретики постмодернизма указывают на особый тип постмодернистской чувственности как менталитет современного человека.
В чем же отличие постмодернистской чувственности? Как отмечалось выше, рациональность мира в эпоху модерна осознавалась как господство причинно-следственных связей с соответствующими идеалами научного знания, веры, образности и др. Разрушение идеалов модерна (характерно для Европы конца XIX - начала XX вв.) создало ситуацию познавательной и мировоззренческой неуверенности. Именно в это время возникает идея нового "интуитивному поэтическому мышлению" с характерными для него образностью, метафоричністю и ассоциативностью. В частности, теоретики постфмодерну указывают на Ницше и Хайдеггера, которые рассматривали поэтическое мышление как адекватный мировые способ его понимания. Но вряд ли можно было бы говорить об особой постмодерна чувственность, ограничиваясь только, теорией поэтического мышления в гуманитарных науках. 15 эпоху постмодернизма "поэтическое мышление" занимает место императива "здравого смысла" эпохи Просвещения, вы ходя таким образом за пределы гуманитарного знания, охватывая сферу естественных наук, влияя на повседневную человеческую жизнь и формируя определенные мировоззренческие ценности и стереотипы современного человека. Образцом может служить замечание теоретика физико - химических систем И. Пригожина, который отмечал, что среди разнообразной множественности познавательных практик его наука занимает уникальное место поэтического прислушивания к миру.
Но, несмотря на все проблемы постмодернистского видения мира и особенностей человеческого бытия были наиболее актуальными для теоретиков постструктурализма и сторонников деконструктивистских концепций литературы, а также для практики современного искусства. Собственно, характерной для постмодерна является идея "потери субъективности", в противовес господствующим концепциям субъективности в эпоху модерна. Известные теоретики постмодерна (в частности Г. Фуко, Же. Деррида, Р. Стоит, Же. Делез, Ю. Крістєва и др.) рассматривали современные представления о самодостаточности и абсолютность человеческого, о безграничности свободы воли только как последствия современного утопизма. По их мнению, реальность культуры позволяет говорить только о зависимость сознания индивида от социальных и психофизических структур. Поэтому и приобрела особую популярность идея "смерти человека" Мишеля Фуко: "человек исчезнет, как лицо, нарисованное на песке". Идея смерти человека была для М. Фуко своеобразным познавательным принципом, который позволял обеспечить осмысление современного образа человека. В своей работе "Слова и вещи" М. Фуко, указывая на особенность современности, отмечает: слова и вещи связаны между собой сложным опосредованным связью; труд, жизнь и язык существуют не в пространстве человеческого воображения, а как самостоятельные системы. Это, собственно, и угрожает единству человека и делает невозможным вопрос о ее сущности.
Человек умирает - остаются структуры". Этот принцип надолго стал лозунгом современного постструктурализма.
Но М. Фуко всегда осознавал, что идея смерти февраль является лишь отражением изменений в человеческом бытии, что происходили в XX веке. В другой своей работе "Археология знания" М. Фуко отмечает, что теоретически эта проблема возникла как своеобразное "отстранение субъекта" относительно законов своего желания (в частности в психоанализе), языковым формам (в лингвистике) и относительно мифов и правил поведения (в антропологии). По его мнению, воссоздать образ человека в современной культуре означает лишь установить реальную степень зависимости человека от социальных, духовных и материальных условий, в которых она существует. В Частности, М. Фуко (как и постструктурализм в целом) утверждал зависимость человеческого сознания от языковых идеалов и стереотипов современности. М. Фуко вводит понятие епістеми, то есть своеобразного проблемного пространства культурной эпохи. Епістема воплощается в языковых практиках современников как определенный языковой код или же определенная языковая норма. Именно господствующие языковые нормы и определяют сознание отдельного человека: современность отличается тем, что человек как бы растворяется в существующих языковых структурах. То есть "языковые коды", определяя характер человеческого сознания, осуществляют своеобразный контроль над человеком. Такую ситуацию М. Фуко оценивает как "тотальность власти" и "всепіднаглядність", характерные для бытия современного человека.
Несколько иную позицию в отношении проблемы человеческой субъективности занимал французский исследователь Жиль Делез. Не разделяя идею о подвластности человеческой жизни существующим языковым практикам, Делез выдвигает идею "всевластия желание". Сила желания (или в понятиях психоанализа "либидо") пронизывает все сферы человеческого существования как на уровне психофизической, так и на уровне экономических, исторических, политических сфер. Это дает возможность Дельозу говорить об ограниченности и подчиненность человеческой воли. По мнению Делеза, подсознательный характер желания, формируя нормы, ограничения, ценности человека, позволяет определять современного человека как "бажальну машину".
Но вряд ли можно отождествлять идею "смерти человека" с господствующим в культуре постмодерна образом человека. Ведь даже среди теоретиков постмодернизма заметное определенный возврат к проблемам целостности человеческого. В Частности, М. Фуко всегда осознавал, что идея смерти человека должна иметь свои теоретические пределы, иначе исчезает сама проблема человека. Признанный лидер постструктурализма Ж. Деррида, строя свою теорию на сокрушительному отрицании автономности и целостности человеческой субъекта, в одной из своих последних работ "Психея: открытие другого" пытается вернуться к проблеме "фрагментарной личности". С этой точки зрения интересной для нас является теория П. Козловского, который рассматривает целостность человеческого как настоящий проявление постмодернистского мировосприятия. По его мнению, постмодернистский образ человеческого должен основываться на классической формуле Гегеля: охотничье р ты субъект как субстанцию и одновременно - субстанцию как субъект. Аксиомой постмодерна должен быть принцип субъективности как неделимой и першоосновної субстанции. Объясняя свою позицию, П. Козловский в труде "Постмодерная культура" отмечает: "Культура должна найти такой путь между утопией автономии и давлением статической идентичности, который открыл бы возможность для развития индивидуальных форм жизни, обеспечивал социальные связи и способность соответствующего созидания собственной жизни. Это - попытка примирения рассуждений о индивидуальную уникальность человека с попыткой увидеть сущность человека по арістотелівською традиции". Существование формы постмодернистской культуры с соответствующими представлениями о человеке Козловский рассматривает как необходимые переходные формы анархо-либерализма. Тот постмодернистский есенціалізм, что приходит на смену анархо-либерализма, является антропологическим в своих сущностных проявлениях: целостность действительности познается через осмысление человеческого, именно человек должен служить моделью для познания действительности. По его мнению, антропоморфність постмодернизма заключается в том, что особенность человеческого опыта переносится на такие формы, как хозяйство, наука, искусство и др. Собственно, и философия эпохи постмодерна возможна как философия субъективности, как то, что можно определить как философскую антропологию, осмысливает действительно существующие жизненные формы человеческого и бытийные структуры сознания.
Козловский считает, что для эпохи модерна характерным был функциональный подход к сущности человеческой, то есть человеческое "Я" рассматривалось как определенная функция социального, психического или же естественной жизни. Такой подход создавал относительное и однобокое представление о человеке. Именно поэтому постмодерн должен вернуться, отрицая и преодолевая недостатки модерна, к идее человеческого как монады: сущностью человеческого есть единство как основу человеческой уникальности. Это единство и уникальность человека не может быть уничтожена в человеческом существовании полностью, ведь человек является той сущностью, что выходит за пределы мира. Такой постмодернистский проект образа человека возможен лишь при условии синтеза достижений прошлого и особенностей той культурной ситуации, в которой существует человек. В частности, человек современного должна сохранить как бесспорное достояние модерна идеи прав человека, правовых свобод и правового государства. Но свобода человека должна основываться не на идеи безграничности возможностей выбора, характерной для модерна, а на способности осознавать сущность и бытийную значимость своих возможностей.
Таким образом, мы можем только отметить, что образ человека, сложившийся в эпоху модерна, не соответствует социокультурным реалиям современного. Именно это привело к разрушению если не самих представлений и мировоззренческих настановлень модерна, то по крайней мере к разрушению веры в универсальность и самодостаточность его идеалов. Попытки осознать постмодерна реальность человеческого об'єктивувалися в понятиях воли, желания, языки, игры, подсознательного. С другой стороны, попытки воссоздать целостный, "монадний" образ человека существуют преимущественно как своеобразные "проекты в будущем", не позволяя нам говорить о реальности повседневного человеческого бытия. Не потому ли теоретики постмодерна отчасти приходят к выводу, что воспроизведение определенного статического образа человека, как и образа мира в целом, в эпоху постмодерна является утопической без глуздістю? Однако сама невозможность воспроизвести статичный и неподвижный образ человека эпохи постмодерна дала возможность многим современным теоретикам прийти к другому выводу: многомерность человеческих проявлений должна рассматриваться не только как историческая изменчивость и текучесть человеческих представлений и самооценок; многомерность является сущностью человеческого. Образ современного человека возможен именно как толкование неповторимости и многомерности человеческого.