Экзистенциальный и есенційний подходы к истолкования человека и мира
Різновияви есенційності
Начиная разговор о философские представления о самых общих свойств человека и человеческого миро-отношение, заметим, что попытки найти сущность любого предмета или явления неизбежно связано с редукцией (возведением чего-то сложного к более простому, разнообразного - до однородного). Ища сущность, мы обязательно хотим дойти до першосутності, а из нее выводить другие характеристики предмета.
Вот как выглядит очерченный стремление человека в диалоге Платона "Протагор". Один из участников диалога - Сократ спрашивает у другого: "Мудрость, рассудительность, мужество, справедливость, благочестие - пять определений одной вещи, или, наоборот, за каждым из этих толкований скрыта какая-то особая сущность и вещь, имеющая свое особое свойство, так что они не совпадают друг с другом? Ты сказал, что они не обозначают одно и то же, что каждое из данных определений принадлежит особой вещи, - но все они являются частицами благотворительности..."
Обдумывая приведенные утверждения, приходим к выводу, что Платон пытается найти смысловой пункт, где "пересекаются" разнообразные, противоречивые, даже противоположные проявления человеческих добродетелей, пункт, где эти проявления совпадают. Такое совпадение он усматривает в "единой благотворительности", которая является общим основанием для разнообразия отдельных манифестаций данного свойства. Восприятие их весьма затруднено безкраєм многокрасочностью хаотической стихии жизни. Ориентированность на сущность позволяет нам как-то упорядочить эту стихию.
Но за благотворительностью скрыта еще одна человеческая способность, которая обусловливает нашу нацеленность на благотворительность. То есть способность человеческого разума выбирать среди многочисленных житейских соблазнов то, что имеет наибольшую значимость, то есть выбирать благо. Следовательно, первейшим свойством человека является умственная способность, следовательно, сущность человека - разум. "Только один есть самый настоящий грех - то разум, только в обмен на него стоит все отдавать; лишь в этом случае будут искренними и мужество, и рассудительность, и справедливость - одним словом, настоящая благотворительность", - убеждает нас философ в другом диалоговые.
Мы подробно рассмотрели один из вариантов обоснования философского взгляда на человека как прежде всего разумное существо, homo sapiens. Существует немало других, не менее, а может, и более убедительных. Основатель новоевропейского рационализма Рене Декарт рассматривает разум как первостепенное условие человеческой суверенности, что дает его носителю возможность сохранить "островок стабильности" в бурном море житейских передряг (последние могут вселить в меня сомнения относительно чего-либо, кроме самой моей способности сомневаться, следовательно, иметь ум). Его современник Блез Паскаль обосновывает способность к осознанию мира и самоосознание как величайшее достижение человека, цып страждущего существа, которая существует на семи ветрах, такая себе "мыслящая камышинка": любое дуновение ветра может уничтожить ее, но пусть вселенная раздавит его, человек станет еще выше и шляхетнішою относительно своего убийцы, ибо она осознает собственную смерть, а вселенная не ведает о своем превосходстве над человеком.
Акцентирование на умственных способностях человека имело огромное значение для развития его самосознания и для ее самоутверждения в мире. Особенно, если учесть универсальность ранних разновидностей рационализма, когда умственные способности человека рассматривались как средоточие духовности, а также как проявление Космического Разума, Божественной разумности миропорядка и т.д. Трудности возникали и загострювались тогда, когда выяснялось, что неразумности в человеческом отношении к миру и к другим людям не меньше, чем разумности, особенно - когда последняя претерпевает сужение, к примеру к "обчислюючого" интеллекта, в разных механоморфних проявлений. Эти трудности побудили к критическому пересмотру sapiens нового видения человека. Возникают представления о том, что первейшей сущностным свойством является ее способность к изготовлению и использованию орудий труда. Разворачивается полемика по поводу соотношения homo sapiens и homo faber. Начиная с Артура Шопенгауэра, умственным способностям противопоставляется способность волевая.
Здесь следует привлечь внимание читателя к одному курьеза, который произошел в истории философских представлений о человеке, поскольку тот курьез показал уязвимость есенціалізму - то есть поисков одной - единственной "першосутності".
Среди философов, настроенных рационалистически, найрозважливішим, наиболее осторожным был, пожалуй, Эммануил Кант. Подчеркивая огромную значимость человеческого ума, как и разумности миропорядка в целом, этот мисленник же время предостерегал, что мы можем давать те или иные квалификации лишь по той части всего сущего, которая попала в орбиту нашего познавательного или практического воздействия, следовательно, является, так сказать, "вещью для нас". Кроме последней, существует частица бытия, которая не является данной нам ни в познавательном, ни в практическом опыте. То - "вещь в себе" (или же мир в себе), относительно которой мы не в состоянии предлагать никаких характеристик. Шопенгауэр, ссылаясь на приведенные Канту рассуждения, начал критиковать их автора за то, что тот якобы не понял простой истины: "вещь в себе" - это не что иное, как воля, которая и лежит в основе мира и человеческого отношения к нему.
Данный курьез красноречивый, поскольку удостоверяет, что на место одной "першосутності" можно при достаточном желании, подставить другую. Очень существенное, учитывая вопрос, который нас интересует, то, что "другую первосущностью" можно также, при желании, сужать, редуцировать к какому-либо из ее проявлений. Если у Шопенгауэра Мировая Воля означает "вечное становление", стремление, лишенное цели, то у Фридриха Ницше это стремление конкретизировано: воля есть воля к власти. К тому же, у первого ум есть хотя бы положительной производной от свободы (он - средство осознания "воли к жизни"), у второго же ум квалифицируется как деградация воли к жизни.
Чтобы у читателя не сложилось впечатление, будто очерченные метаморфозы "першосутності" человека стали возможными вследствие какого-то интеллектуального "бесчинства" отдельных философов, подчеркнем, что у каждого из них было более чем достаточно оснований обосновывать свое видение вопроса, которое нас интересует. А еще другие интеллектуалы могли бы опровергать только что приведенные и отстаивать свои версии.
К примеру, если бы нидерландском культурологові Иоганну Гейзінзі захотелось обосновать, что и "абсолютно первичная категория жизни", которую он исследовал на огромном историко-культурном материале (игра), является определяющей сущностным признаком человека, - это можно было бы сделать. Ведь если игра является всеобщим принципом становления культуры, да еще и тем, что роднит культуру и природу (ведь животные тоже играют), возникают основания истолковывать человека как homo ludens ("человек играющий").
Не приведенное в этой лекции многообразие определений сущности человека стало поводом для пересмотра самой ориентации на "первосущностью"? Немецкий феноменолог Ейген Финк (1905-1975) в работе "Основные феномены человеческого бытия" обосновывает продуктивное для антрополога соотнесения пяти сущностных проявлений человека не по иерархическому принципу: вот - "первосущностью", из нее "выводим" другие, менее важные, чем она. Е. Финк справедливо замечает лишь то, что, к примеру, игра не менее важное, чем труд, господство, любовь и смерть, что homo ludens невозможно отделить от homo politicus4.
Чтобы мы могли убедиться, насколько продуктивным такой подход, взглянем на еще одно следствие попыток искать сущность человека как одну - единственную "первосущностью".