Раздел 1

 

ФРАЗЕОЛОГИЗМ КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЕДИНИЦА

§ 3. Александр Потебня - предтеча украинской фразеологии

 

Становление фразеологии как лингвистической дисциплины обычно связывают прежде всего с трудами Ш. Бал ли и В. Виноградова. Однако ради справедливости отметим, что многие аспекты фразеологии как лингвистической дисциплины в целом и украинской в частности были объектом внимания самых видатнішого украинского языковеда, основоположника психологического направления в славянском языкознании А. Потебни (1835 - 1891). "Обстоятельства моей жизни, - писал О. Потебня в письме чешского слависта А. Патера, - обусловили то, что в моей научной работе исходным пунктом моим, иногда заметно, иногда незаметным для других, был украинский язык и украинская народная словесность. Если бы этот исходный пункт и связанные с ним чувства не были мне даны и если бы я вырос вне связи с легендой, то, кажется мне, вряд ли я стал бы заниматься наукой". На украинских мотивах в исследованиях О. Потебни подчеркивало много исследователей. Этнографические реалии в него, по словам Л. Булаховского, чрезвычайно богатые и "отличаются исключительной точностью, с которой автор изымает их из быта, преимущественно украинского" [32: 24]. В раскованном изложении эпистолярного жанра А. Потебня пользуется и украинскими фразеологічними оборотами, как: черт его матери; вот будешь знать, как; вспомните в добрый час; чтобы дома не грустили; поминайте в добрый час (Г. Ижакевич). Украинская мелодия звучит во многих отобранных для анализа или принятых в качестве иллюстрации "поговорках": хоть же вы, серые волы, в Крым по соль не сходили; чур тебя, чур тебя, осиная тебе!; иди, судьба, за водой, а я пойду за тобой; наклонное дерево; ни за что ни про душу; ни щепотка соли; ни гаріля ни крапинки "ничего"; как шилом борща (патоки); во все тяжкие; как на воловий рев (о расстоянии); прыгать через забор; из тяжелой неволи бежать и др. По свидетельству А. Русова, автора предисловия, работая над переводом "Одиссеи", О. Потебня делал выписки слов, выражений, предложений (их около 2500), которые могли бы потребоваться для передачи названий предметов, действий, эпитетов, определений, характеристик. Среди них - устойчивые словосочетания, которые употребляются в народной поэзии (шум поднять, совет складывать, во славу убиться, позор сложить, слезы ронять, словами мазать, сожаления сердцу наносить и др.), которые, несомненно, принадлежат к украинской без эквивалентной идиоматики. Значительное внимание А. Потебня уделял синонимическим средствам украинского языка, в которых одним из членов ряда или обоими были фразеологические обороты (вплоть страх разбирает - торопію, нравилась - нравилась, в душе замышляя злеє - каверзуючи злеє в сердце, добро замышляя в сердце - в мыслях к нему зичлива, свет потушила глаз - лишила света и др.) и которые бы ему могли служить в переводе "Одиссеи" на украинском языке [320: 147-148].

Еще и сейчас нет практически ни одного серьезного фразеологічного исследования, которое бы обходилось без ссылок на работы ученого. Актуализация учения Потебни в различных отраслях науки, постоянно растет (и чем дальше, тем больше), объясняется целостностью и глубиной его лингво-философской концепции. О. Потебня подал и саму дефиницию присказки. То, что он называл "присказкой", "поговоркой" ("на вопрос, насколько глуп, поговорка отвечает: из-за угла прибитый, на цвету прибит, мешком прибитый") или "постоянным сочетанием слов", теперь именуется "фразеологізмом", "идиомой", "фразеологічною единицей" и т.д. Еще и до сих пор ведутся дискуссии, что лежит в основе ФЛ. И все больше ученые называют прежде всего ситуацию, о чем писал еще В. Потебня: значение басни "и других поэтических произведений (то есть пословицы, поговорки, идиомы) заключается в том, что они служат ответом на вопросы, возникающие по поводу какой-то одной сложной ситуации" [212: 519].

О. Потебня глубоко разработал вопрос об отношении поэтических произведений к слову, связи фразеологии с исторической поэтикой. Собственно, в работе "Из лекций по теории словесности: Басня, пословица, поговорка" (укр. перевод 1930 г.; под ред. О. Вєтухова и Ф. Зелинського, автор вступительной статьи О. Фіпкель) ярко высказаны взгляды О. Потебни на природу слова, на его отношение к мысли, соотношение поэзии и прозы, наследования внутренней формы от более широких контекстов к более узких, а затем - вплоть до слова. Констатирован "процесс сгущения мысли" в цепи байка - пословица - присказка - слово, образования присказок непосредственно из пословиц (на наклонное дерево и козы скачут - наклонное дерево) на много лет определил доминирующее направление при этимологизации многочисленных идиом-дериватем - широкого до узкого контекста: ложка дегтя - ложка дегтя в бочке меда: хвататься за соломинку, спасительная соломинка - утопающий хватается за соломинку (О. Бабкин, М. Демский, Л. Скрипник и др.).

Многочисленные присказки - фразеологизмы харьковский ученый рассматривал как образные языковые единицы прежде всего с точки зрения их происхождения, становления и отражения в них жизни народа. Когда мы по поводу известной личности говорим: это свинья под дубом, собака на сене, волчий рот, и лисий хвост, вовку овчарне - это будут присказки. Присказка, определяет ученый, является поэтический, то есть інакомовний, образ не сложного сцепления лиц и действий, а одного из элементов этого сцепления, следовательно, отдельно взятой личности, свойства, действия (мы бы сейчас сказали о фразеологию в узком смысле). Присказка, констатирует ученый,- это "элемент басни или пословицы, что отчасти происходил из пословицы и басни как рештка, сгущение их, отчасти недорозвинувся к ним" [221: 81-82].

О. Потебня определил путь становления многих поговорок, рассмотрел многочисленные семантические разряды слов как компонентов ФО (например, символов), проанализировал отдельные группы культурологических вербалізмів (например купальские огни), которые начали ФЛ, обнаружил ассоциативную связь многочисленных представлений (гром и речь, звон и речь, лай и речь, шум и речь), установил отношении поэтических произведений к слову.

В русле учения об отношении мысли к слову решаются многочисленные вопросы происхождения слов и ФЛ. Прибегая к компонентного анализа слов и фразеологизмов, используя все богатство ассоциаций, А. Потебня, по сути, заложил прочные основы концептуального анализа и того направления, которое мы сейчас называем лінгвокогнігивістичним. Контекст культуры, диалогическое поведение говорящих выстраивает среду коммуникантов, которые являются одновременно живыми действующими субъектами и понимают друг друга благодаря совместному опыту номинации (означування, обозначения ненормаль, сигніфікації, референции), а также благодаря погрузки в общий мир символов, мир символического взаимодействия [111: 12-13].

В рамках диалектической связи образного и безобразного ("все значения в языке по происхождению образны, каждое может со временем стать безобразним" [213: 203]) автор исследования "Из записок по теории словесности" тщательно описал языково-фразеологічну природу тропеїчних высказываний, определил роль тропов и стилистических фигур в фразео-творческих процессах, глубоко проанализировал образно-семантические факторы фразеотворення, как синекдоху, эпитет, метонімію, метафору, гиперболу, иронию, миф, субъективные средства изображения, выяснил их динамику. Етимологічна наука обязана А. Потебни установлением происхождения и истории многих конкретных ФО (см. разд. 16).

О. Потебня стоял у истоков исторической фразеологии; он рассматривал языковые явления украинского языка в широком контексте культуры, духовной жизни народа (обычаи, поверья, обряды), хоть ведущим для него был генетически-исторический подход в лингвистических фактов, в том числе и фразеологических. Предметом его историко-этимологического анализа стали присказки различной степени метафоризации, структуры, активности функционирования и жанрово-тематических сфер, в частности, пожелания (полотном дорога, скатертью дорога), народные представления (люби-меня-не-покинь "название лесного орешка", нечуйвитер "маленькая растение, что растет так низко у самой земли, что не слышит ветра"), рифмованные прибаутки (не теперь, так в четверг), мифологические образы (хата на перелеті), вербальные отслоение средств гадание (чары на след), мощный слой украинских паремий (про вовка помовка, а вовк на дворе). Разноплановые ФО (лить колокола, которую себя дома; как волка не корми, он все в лес смотрит) ученый ставил в связь с лексикой (выдать замуж - затопить), широкими смысловыми ассоциациями (вити - нитки - где тонко, там и рвется), проявлял структурно-семантические связи и взаємопереходи не только в синхронном, но и в діахронному плане (утопить головушку, добыть языка "захватить пленного"). В рукописной наследстве исследователь исторической фразеологии уделял внимание "явлениям різнокореневої (синонимической) тавтологии"", то есть выражений, образованным из пары слов - синонимов (сушит - вялит, любил - любил, целовал - миловал, край - сторона, с смехом, с хохотом, счастье - судьба и др.) [117: 58].

Широкий историко-этнографический контекст, глубокое знание мифологии и психологии народного творчества, славянской символики выделяют основные работы ученого с Полтавщины (ныне Сумская обл.), практически безвыездно прожил всю творческую жизнь в центре Слобожанщины - Харькове. Среди них: "О связи некоторых представлений в языке" (1864), "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий" (1865), "О судьбе и родственные им существа", "О купальские огни и связанные с ними представления" (1867), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" в 2-х т. (1883-1887), особо значимыми являются труды "Из лекций по теории словесности" (опубл. 1894 г.) и "Из записок по теории словесности" (опубл. 1905 p.). Содержание самого понятия народной культуры отчетливо проявляется или имплицитно представлен, закодированный (что часто бывает) в каждом исследовании.

Внимание к "фразеологии человека" заставила лингвистов снова вернуться в так называемых совмещенных омонимов на участке фразеологии (Л. Ройзензон, И. Абрамець, В. Виноградов). Отметим, что на подобные метонімічні переноса изображения чувства жестом ("Ой ударился казак Нечай по полам рукой: Ой придется расстаться с детьми и женой", а также удариться по бедрах, махнуть рукой на что, скривити нос "возгордиться", поджимать губы "сердиться" и др.) - указывал В. Потебня еще в пране "Из записок по теории словесности" [213: 246-247]. Вспомним и погруженность В. Потебни в этнокультуру при толковании фразеологізованих прикладкових названий: жар - цвет (цвет папоротника - это такой цвет, что когда цветет, "море колышется и ночь бывает яснее дня"); разрыв-трава - "разрывает запоры, от чего ее ищут воры и кладоискатели"; сон-трава "к кому пристает этот цветок, тот чувствует охоту спать".

Третий период развития фразеологии (70 - 80-е гг. XX ст.), который характеризуется привлечением лингвистических, исторических, фольклорных, этнографических свидетельств, установлением широких генетических и типологических параллелей - в классификации Есть. Малиновского (1995), - во всех своих составляющих был уже хорошо отражен в трудах А. Потебни. Вся украинская етнофразеологія, то есть совокупность немотивированных фразем, которые соотносятся со сферой народной духовной культуры, и соответствующее направление фразеологии как лингвистической дисциплины [115: 3], опирается не только на "материальную" базу пареміологічних собраний М. Номиса, И. Франка, М. Пазяка и др., на украинские фундаментальные фразеологические словари, но и "теоретически она уже с прошлого века питается идеями О. Потебни и серией трудов по украинской фразеологии (Б. Ларин, Л. Скрипник, Л. Коломиец, Г. Демский, А. Ивченко, А. Юрченко, В. Ужченко и др.)" [180: 380-381].

О. Потебня тщательно описал отдельные структурно-семантические разряды фразеологизмов, в частности сравнения (в доме ее, которую венчике; хлеб выпеченный, как солнце, сама сидит, как цветочек). В работе "Мысль и язык" исследователь отмечал, что символ в сравнениях, то есть венчик, солнце, цветочек, "предупреждает обозна-чаемое", а выраженный в них переход мысли от представления главного предмета, который и сам по себе понятен, к представлению другого предмета, который добавляет к первому только новую черту, является уже достаточно сложное явление. В развитом сравнению исходной точкой мысли есть восприятие явления, которое непосредственно воздействует на чувства. Однако в сравнении это явление объясняется дважды: сначала - непосредственно, в той половине сравнения, которая выражает символ, затем - посредственно, вместе с этой - во второй половине, содержание которой ближе к тому, кто мыслит, и менее доступно непосредственному восприятию. Образное понимание второго двовірша ("Ой звездочка взошла, осветила все поле, / А девушка вышла, казака развеселила") возможно только при условии перехода мысли от зари до девушки, от света до веселья. Понятно также, что упомянутый переход обусловлен не объективными свойствами звездочки, света, девушки, веселья, а по сравнению субъективным их изображением в языке, отношением представлений зари и девушки, света и красоты, света и веселья, установленными только системой языка [215: 187-188].

Современная лінгвокультурологія как часть этнолингвистики, которая посвящена изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронной их взаимодействия (В. Телія), базируется на таких приоритетах, как різномовне сопоставление культурного компонента, панхронія, доминанта идеи культурной трансляции и трансформации. Формой интерпретации культурного в языке является не толкование, а "культурный комментарий", в частности "комментированию фразеологических единиц как цитат" (О. Брагина). И больше всего здесь весит установления связи между различными реалиями. Вот только небольшая доля такой связи как утвердительного, так и вербально заперечного, а на самом деле некогда существовавшего: светлого рождественского огня и урожая, свечи и грома, обычая "звать плуга" и урожая, сближение божества грома с медведем, мысли (быстрой) и пахоты ("Виорала дівчинонькамисленьками поле"), ковка и брака, плуга и плодородия земли, золота и света, мощение мостов и ожидания ("Ой мостіте мосты с зеленой брості! Надеялась своего батенька и к себе в гости"), солнца и вола ("Лысый вич всех людей съел, черная корова всех людей поколола"; день - вич, а ночь - корова). Украинская пословица говорит, отмечает А. Потебня, что некрасиво пахать волком ( "волка в плуг, а он к черту в луг "), то есть отрицает связь представлений волка и плуга, а такое "отрицание в народной поэзии почти всегда свидетельствует, что такая связь была в языке" [216: 384].

Итак, ФЛ - врозь оформлен, но семантически неделимый, воспроизводимый в речи знак. Принадлежность ФО до того или иного типа зависит от глубины и характера лексико - семантических и грамматических преобразований. Специфика фразеологічного значение місткішого и побогаче по сравнению со значением лексемы заключается в доминанте его конотативного, или экспрессивно-эмоционального аспекта. В процессе фразеотворення определяющую роль играют латентные семи слов - компонентов в их фоновые элементы, до которых таким внимательным был. Потебня.

Фразеология как лингвистическая дисциплина складывалась усилиями многих ученых, однако прежде всего выделяется среди них именно О. Потебня. Интерпретация материальной стороны звука, семантический концепт и чувственный образ как отражение ментальности народа органично соединены у него с учением о внутренней форме слова и фразеологизма. Широта охваченного материала с украинистики и, несмотря на блестящие знания украинской фразеологии, тщательный ее подбор для своих исследований, наконец, глубокий ее анализ и невситиме желание "объяснить необъяснимое" - особенности отношения ученого к языковых фактов, особенности, которые насквозь пронизывают и студии "гиганта мысли и слова" (М. Сумцов) о присказку вообще и об украинской в частности. Они объективно и характеризуют О. Потебню как предтечу украинской фразеологии.